— Марк, вы молодой человек 29 лет. Ваши ровесники ставят современные пьесы, а вы — Чехова. Почему?
— У меня есть ответ из ощущений, нелогичный. Я не считаю, что современная драматургия — это плохо, а классика — это хорошо. Дело не в этом. Мне как режиссеру необходимо отстранение. Я занимаюсь исследованием человека, в том числе и самого себя. Современная драматургия не дает мне дистанции. Все равно что в зеркало смотреть.
Режиссер Марк Букин
— Не дает ответов на вопросы?— Не получается даже задавать вопросы! Я знаю ответы, понимаю, почему происходит так или эдак. Я же сам тут тоже потому же.
— Но реплика-слоган «В Москву, в Москву!» сейчас звучит архаично. Что за печаль? Сел и поехал.
— Наоборот. Именно сейчас, именно сегодня она очень актуальна. Вопрос не в Москве. Никакой Москвы не существует. Сколько бы раз я ни читал пьесу, не вижу буквальности в Москве. У человека тонкого, глубокого думающего всегда есть невыполнимая мечта. Москва — такая мечта, которая никогда не осуществится.
— Некий фантом.
— Именно. И сестры испытывают фантомные боли. Любимов в свое время поставил гениально на Таганке! Открывалась арьерсцена — задняя часть, которая выходит на улицу, — а там она, Москва, башни Кремля. Все настоящее, рядом, иди! Так что дело не в Москве.
Из материалов к спектаклю (художник-постановщик Дмитрий Разумов, видеохудожник Андрей Платонов)
— Из спойлеров мы знаем, что сестер девять. Зачем так много?— Их не девять, их три. Три сестры, которых мы застаем в разных временных отрезках жизни. Мы домысливаем юный возраст — это прошлое, знаем средний возраст — настоящее и предполагаем будущее.
— Почему вы решили так?
— На мой взгляд, вопрос, что нам делать со временем, которое нам даровано, — самый важный для Чехова. Это спектакль о времени, о его течении.
— Отсюда, вероятно, вода на авансцене?
— И вода тоже. Поэтому мы решили заглянуть в жизни сестер до и после. Это не новый прием, никакое не открытие. Я уже ставил «Чайку», в ней было три Нины Заречных. Мне как режиссеру интересно вот так расчленять человека и его исследовать: какими были три сестры и какими будут? Они говорят: мы будем работать, мы переживем... Как переживут? Мне стало интересно исследовать эту дистанцию.
И потом... Когда на сцену выходят Татьяна Геннадьевна Каменева, Елена Геннадьевна Дубовицкая, Галина Александровна Степанова — это же... эпоха! Это невозможно сыграть и загримировать так нельзя — актрисы такого масштаба сами по себе носители смыслов.
— Вы переносите действие из чеховских времен?
— Да что значит «чеховские времена»? Мы занимаемся временем вне времени.
— Но смотрите, вот эти бытовые детали: дисковый телефон, самовар...
— В чеховское время не было телефонов. Тут нет ни одного чеховского предмета. Это театр, в нем свое время. Да, не будет ни платьев с кринолинами, ни мундиров, ни фраков. Мы с художником-постановщиком Дмитрием Разумовым создаем вымышленный мир. Какая тут эпоха? Да бог его знает. Я бы так сказал: события происходят в течение последнего столетия.
— Кто ваш зритель?
— Кто угодно. Это могут быть и молодые люди 14—18 лет, и зрители зрелого и старшего возраста. Уверен, молодым все будет понятно — это не про людей, которые жили где-то когда-то, а про то, что происходит с ним сегодня, с современным зрителем. Этот спектакль предложит пищу для размышлений как прокачанному театроведу, так и человеку, который даже пьесу не читал.
Могу сказать, что если человек придет посмотреть на историческую эпоху — он не получит ожидаемого. Если интересуют музейные экспонаты — то не надо идти в театр, лучше посмотреть фильм или полистать фотоальбом.
Бэкстейдж к спектаклю отсылает напрямую к «Сталкеру» Тарковского
— Марк, вы согласны, что было бы здорово поговорить со зрителями после спектакля, обменяться впечатлениями? Практикуете такое?— Конечно. В Перми мы так и делаем. Неделю назад я был в вашем Камерном театре на спектакле «Сын»: там два дня шли открытые обсуждения с режиссером.
— А у вас так будет?
— Нет, и я объясню почему: спектакль и так не короткий. Людям надо как-то уехать домой. Но в целом я с удовольствием за поговорить. Зритель оказывается иногда умнее режиссера, это нормально.
— Спектакль идет три часа сорок минут...
— Долго, согласен. Это с антрактами, с поклонами. Мы сейчас стараемся уплотнить действие, вот прямо сейчас этим занимаемся.
— Это ваша идея — ставить в Челябинске «Три сестры»?
— Да, моя. Театр драмы пошел на это, и я очень благодарен, что молодому режиссеру доверили большую сцену.
